Упрощенная HTML-версия
ê
ОДА РУССКОМУ ОГОРОДУ
15
Живая искорка — первовестник лета! Первый цветок этот всегда почти яв-
лялся пустоцветом, потому что солнца, тепла и сил его хватало лишь на то, чтоб
цвесть. Но, как бы указав дорогу цветам, более стойким, способным и плодоносить,
пустоцвет быстро угасал, свертывался, и его растеребливали и съедали земляные
муравьи.
Под жилистыми листами, под зелеными усатыми бечевками светлело от жел-
тых огоньков, гряда, что именинный пирог, пламенела цветами, и хоровод пчел,
шмелей, шершней, ос вел на них шумную и хлопотливую работу. Глядь-поглядь, в
зеленом притихшем укрытии уже и огурчишко ловко затаился, пупыристый, реб-
ристый, и в носу у него шушулиной сохлый цветок торчит. Скоро выпала шушули-
на, и под ней скромно и чисто заблестело белое рыльце огурца, лучиками простре-
ленного до круглой жунки. Зябкие прыщи, морщины выровнялись, огурец налился
соком, заблестел, округлился с боков, и ему тесно стало под листьями, воли захо-
телось. Вывалился он, молодой, упругий, на обочину гряды, блестит маслянисто,
сияет, наливается и укатиться куда-нибудь норовит.
Лежит огурец-удалец, дразнится; семейство ревниво следит друг за дружкой,
особенно за мальчиком, чтобы не снял он огурец-то, не схрумкал в одиночку. Съесть
огурец хочется любому и каждому, и как ни сдерживайся, как ни юли, проходя по
огороду, обязательно раздвинешь руками резные, цепкие листы, подивуешься, как
он, бродяга, нежится в зеленом укрытии, да и поспешишь от искушения подальше.
Но, слава тебе Господи, никто не обзарился, не учинил коварства. Уцелел огу-
рец, белопупый молодец! Выстоял! Бабка сорвала его и бережно принесла в руках,
словно цыпушку. Всем внучатам отрезала бабка по пластику — нюхнуть и разго-
веться, да еще и в окрошку для запаху половина огурчика осталась.
Окрошка с огурцом! Знаете ли вы, добрые люди, что такое окрошка с пер-
вым огурцом! Нет, не стану, не буду об этом! Не поймут-с! Фыркнут еще: «Эка
невидаль — огурец! Пойду на рынок и куплю во какую огуречину — до-о-олгую,
тепличную!..»
* * *
Огуречная гряда располагалась ближе к воротам, чуть в стороне от остальных
гряд и почему-то поперек всего порядка. Ровными рядами, вроде ступеней на го-
родской пристани, катились овощные гряды до середины огорода. На одной из них,
самой доступной, чтоб ногами попусту другую овощь не мяли, пышно зеленело
ребячье лакомство — морковка. Две-три гряды острились стрелами репчатого лука.
Следом, опустив серые ребристые стебли, вкрадчиво шелестел лютый фрукт —
чеснок. В стороне от тенистых мест, чтобы солнце кругло ходило, и от огурцов по-
дальше — огурец и помидор не сопутники в роду-племени огородном — к лучин-
кам привязаны тощие-претощие дудочки с квелыми, аптечно пахнущими листьями.
После прелой избяной полутеми, где росли они в ящиках и горшках, помидорные
серенькие саженцы словно бы решали, что им делать — сопротивляться или поми-
рать в этой простудной стороне? Но вокруг так все перло из земли, так ластилось
к солнцу, что и помидорные дудки несмело наряжались в кружево листьев, пробно
зажигали одну-другую бледную звездочку цветка, а, вкусив радости цветения, по-
мидорные дудки смелели, лохматились, зеленые бородавочки из себя вымучивали,
после уж, под огородный шумок да под земельный шепоток, обвешивались щекас-
тыми кругляками плодов, и ну дуреть, ну расти — аж пасынковать их приходилось,
обламывать лишние побеги и подпирать кусты палками, иначе обломятся, рухнут
ветви от тяжести.