Упрощенная HTML-версия
Алексей ЗВЕРЕВ
ê
184
24
Конец огневой пришел неожиданно, как все неожиданным кажется на войне.
Трунов поглядел, много ли в ровике мин, и приказал поднести еще. Он пошел было
к Буретину, чтобы выпросить пэтээровских патронов, и остановился, услышав сза-
ди раскатистый взрыв тяжелой мины. Фугаска легла в рожь, и только отдельные ос-
колки просвистели над огневой. Трунов пошел дальше, но следующая мина рванула
подле орудия Жукова и закрыла его чадом. Трунов метнулся к расчету и почувс-
твовал мгновение, как тугая сила во всю спину толкнула его вперед, приподняла
и уронила. Oн еще вскочил и успел подумать еще, что живой и сейчас узнает, что
случилось с расчетом. На этом и угасла его память. Зажглась она при чувстве стес-
ненности и не сразу. На огневой было необычно тихо. Он понял, что перевязан, зря
перевязан, и сейчас сядет, а то и встанет. Он попытался было подняться, но услы-
шал комарино-тонкоголосый окрик санитара Смирнова:
— Лежать, лейтенант! Тебе нельзя ворочаться!
— Я... ранен, что ли? — спросил Трунов недоуменно.
— В голову, немного, — бросил ему Смирнов с намеренной небрежностью,
и Трунов согласился: ранен он и есть и вставать, пожалуй, ни к чему. Но он не так
уж плохо чувствует себя, лишь самую малость болит голова. Он и слышит хорошо,
только издали будто, и думает и волнуется, даже радуется тому, что вот ранен, а не
убит, и это хорошо, счастье, фарт, как говаривал Гневышев. И не больно и не страш-
но быть раненым. Сейчас он на огневой, а скоро будет там, где нет ни огневых, ни
огня, ни разрывов.
— Дайте пить, — попросил он ровно и спокойно, и Смирнов ответил:
— Там уж, там, врач разрешит, дак... да вон и машина пришла.
«А! Потерплю до вечера», — подумал Трунов, соглашаясь, и покосил глаз на
сторону. Рядом лежал Жуков, он узнал его по светлым волосам, каких не было ни у
кого в батарее.
—Жуков, — позвал он его.
Жуков не ответил. Его рука лежала близко и можно было ее потрогать, но она
слишком белая, и нет на Жукове бинтов. «Да он же мертв!» — ужаснулся Трунов и с
усилием перевел взгляд на другую сторону. Там лежал Гневышев, он поймал взгляд
Трунова и подержал в своих, счастливых, глазах, попытался сказать что-то, но лишь
слабо пошевелил губами.
— Что у тебя, Гневышев? — спросил его Трунов.
— Нога, — ответил за него Смирнов, хлопотавший подле, — погоди, Гневы-
шев. Я тебе сейчас сделаю. Вишь, трубку на табак искрошить просит.
Положив на доску трубку, Смирнов раздавил ее каблуком и мелко искрошил
финкой.
— Раза на три хватит, — сказал он и зашумел бумагой. — Не табак, а все ж
таки. Гляди, полегче будет. Маячит мне, кроши, мол, трубку. Пробуй-ка.
Пофырчала машина и остановилась. Соскочивший с нее солдат дотолковывал-
ся с шофером, как лучше подвести ее, мешала воронка. Впутался голос Смирнова.
— Буретина видели? Он же контужен.
— Буретин за поворотом бегает, — ответил кто-то издали.
— Не убежит?
— На месте крутится. Мы его сейчас подхватим.
Трунову показалось забавным, что так осторожно понесли его в кузов и голо-
вой положили на мягкое сиденье. «В голову, потому и осторожничают», — подума-
лось Трунову. Но он-то знает, что рана — пустяк, так — царапина, за ухом саднит
немного. Трунов с жалостью поглядел на Гневышева, положенного рядом, на его