Упрощенная HTML-версия
РАНЫ
ê
187
У Протасова покатились слезы. Они пришли так неожиданно, что смутили
парня, и он их тут же смахнул, зашвыркал, заулыбался и, на колени став, обнял и
Трунова и Гневышева поочередно.
— До свиданья. Я пошел, — выдохнул он и с какой-то отчаянностью махнул
рукой.
Гневышев его остановил и сухими воспаленными губами зашелестел, роясь в
вещмешке:
—Не бойся, Протасов. Ей скоро конец. Не бойся. Да, на-ка прицел вот, совсем
забыл, пригодится.
Шофер отходил, оглядывался и махал рукой, таким его и принял в себя оран-
жевый луч и вынес за двери, и из луча же явился Смирнов с сестрой.
—Вот они, —показал он на своих раненых, — как бы поскорее, а то уж шибко
тяжелые.
— Тут легких нет, — бесцветно и привычно ответила она, — скоро ночь, а
половина необработанных.
— Хоть этого сперва, с головой.
— Хорошо, хорошо, сержант. Буду знать. Хорошо, — словно отговаривалась
сестра, она остановилась перед капитаном, лежащим без памяти.
— Видите, какие есть.
Смирнов не отставал от сестры, доказывая и разъясняя, размахивал руками, а
вернувшись, виновато поглядел на своих батарейцев.
— Ну, мы поехали. Надо. До свиданья, — пожал он руки товарищам и бойко
зашагал к двери.
Ноги Трунова касались ног капитана-пехотинца, лежащего в другом ряду. Нос-
ки крепко избитых сапог капитана беспомощно развернулись на стороны, из груди
с хрипом вырывался воздух. Иногда он переставал дышать и, казалось, был уже
мертв, но смалу, исподволь начинал дышать вновь, и скоро грудь разгуливалась так,
что билось и вздрагивало все тело и зябко посверкивали ордена и медали.
«Да, вот он как тяжко ранен, едва ли дождется операции, — подумал Трунов, —
и Гневышев ранен тяжело, даже говорить не может, а я могу говорить и думать, и
потерпеть могу до утра. Затылок тяжел, так это не так уж страшно. Я здоровее себя
чувствую, чем там, на батарее. Вот и дума моя может улетать далеко. Вон куда полете-
ла, на Урал, к Сане, неведомой «заочнице», прекрасной женщине с пышными русыми
волосами. А в самом деле, если после госпиталя отпуск дадут, не махнуть ли на Урал,
в городок Реж, на ту улочку Озерную, в домик деревянный. Все ли таким будет, как
рассказано в ее письмах? А будет вот как все. Приедет он в Реж, и на станции его
встретит Саня, которая давно любит и ждет его. Вот уж увидела она, поражена его
молодостью и статностью, и смывается, смывается с ее лица наигранность, несерьез
тот, приобретаемый от переписки с «заочником». Губы ее еще поджаты и ироничны,
она бодренько потряхивает руку и кокетничает, но взгляд ее что-то поймал, и что-то
уж пришлось по сердцу. «Так вот он какой — мой заочник!» — скажет она, и голос
ее подсечется. Они пойдут по малой улочке, и там уж где-то спохватится она: «Какая
я невнимательная, дайте же, дайте ваш чемодан, вы ж ранены!» Они улыбнутся друг
другу и понесут чемодан вместе, и рука ее теплая коснется его руки. Где-то там у горы
(ведь это Урал), где-то у скалы и леса стоит хатка бревенчатая, а из ворот навстречу
им выбегает мальчик, так похожий на мать, и она говорит: «Я папу тебе привела,
нравится тебе папа?» Мальчишка пожимает плечиками и охватывает их сухонькими
руками, ему холодно, он из постели только. Он не помнит папы, не знает, зачем он ну-
жен, но ему так хорошо видеть молодого дяденьку в шинели. У дяденьки нет ружья,
нет медалей, да что из того? Он молодой, дадут ему и ружье, и медали. Мальчишка
смело карабкается на колени и ручонкой дотрагивается до лица лейтенанта, погладил