Упрощенная HTML-версия
ЛЮТИК – ЦВЕТОК ЖЁЛТЫЙ
ê
353
старались вовсю и—подумать только! — знали же, что освобождена, что с сердцем
у нее какие-то неполадки, но, в сущности, не верили в это, полагали, что ей, такой,
какая она есть — умная и красивая, влюбленная в Павку Корчагина и Овода, — ей
не к лицу прыгать через всякие рваные «козлы» и «кони» и болтаться на канате.
Книгу «Овод» она, кажется, знала всю наизусть. На свободных уроках — это
когда мы всем классом уходили в лес — она рассказывала последнее письмо Ово-
да к Джемме, на ее прекрасных, иногда голубых, а иногда серых глазах выступали
слезы, некоторые девчонки вообще ревели, а мальчишки хмурились и швыркали
носами, изображая насморк.
В седьмом классе мы вступали в комсомол, и не все подряд, а лучшие, и, ко-
нечно, первым нашим школьным секретарем была Лютик.
К тому времени деревня наша выросла втрое и переползла через речку. Теперь
мы жили не в Худобино, хотя это название осталось на столбах с двух сторон дерев-
ни, а в центральной усадьбе колхоза «Октябрьский». Нам отстроили новую школу,
которая стала десятилеткой.
В семьях механизаторов, что зарабатывали больше всех, появились первые
мотоциклы «Иж-49», мощнейшие машины — дикая зависть всех неимущих маль-
чишек. Тогда-то и произошло первое ЧП общешкольного масштаба.
Дело в том, что отцы лишь разрешали своим сыновьям иной раз покататься на
мотоциклах. Но Вовка, тот самый, сын глухонемого кузнеца, заимел собственный
«Иж». Как, на какие шиши, о том мы могли только догадываться. Вовка помогал
в кузнице отцу, который его боготворил, — жили они вдвоем, жили тихо, мирно
и как бы за спиной у деревни. Оба молчуны, один по природе, другой по натуре,
с деревенскими общались мало... Возможно, каждая копейка шла в копилку, если
однажды Вовка объявился на главной деревенской улице на сверкающем и неистово
ревущем «Иже».
Он объявился не просто на главной улице, но у дома, где жила Лютик. Маль-
чишки, случалось, катали девчонок на мотоциклах, но никому не приходило в го-
лову предложить покататься ей, нашей богине, никто просто не мог представить
ее обхватившей руками кого-то, с развевающимся подолом платья, со спутанными
волосами и запыленным лицом...
Тут же кто-то увидел и рассказал всем, что из дома выбежала радостная Лю-
тик, уселась на заднее сиденье, запросто обхватила Вовку за грудки, и они умчались
за деревню, оставив деревне только мутно искрящийся шлейф пыли.
За годы, то есть с первого класса, мы привыкли к тому, что Вовка всегда при
ней, просто при ней, как телохранитель, что ли... Ничего такого со стороны Вовки
не замечалось, с ее стороны тем более, да и смешно предположить было, что Вовка,
вовсе не первый ученик и уж совсем не красавец, смел бы иметь надежды на что-то
большее, чем просто «быть при...». Но вот подкатил и увез неизвестно куда, и это
повторилось через день и потом еще и еще...
Если бы кто-нибудь взял бы и унес статую Ленина, что напротив правления,
и установил бы в палисаднике своего дома... Нечто подобное совершил Вовка. Он
стал для нас не только узурпатором, но и дискредитатором — мы ведь, к примеру,
не могли представить себе, чтобы Лютик играла с нами в лапту: ее дело смотреть,
справедливо судить, выносить похвалы и порицания, но никак не носиться по по-
ляне за мячом...
И первого сентября сначала весь наш восьмой класс, а потом и вся школа объ-
явили суровый бойкот Вовке, сыну глухонемого кузнеца. В этой нелепой жестокос-
ти я лично принимал самое активное участие, и если бы потом, через год, не случи-
лось бы еще большего безобразия, то эти дни я мог бы считать самыми позорными