Упрощенная HTML-версия
Иван КОМЛЕВ
ê
474
готовое от малейшего прикосновения взорваться яростью невиданной силы, как
бомба, и разнести и самого Сережку, и все, что было вокруг.
— Погоди ты! — дошло до него, когда он уже был в дверях. — Вот чумной!
Она догнала его, повернула к себе — бесцеремонно и одновременно ласково,
словно мать — взрыва не произошло. Настасья подтолкнула его к прилавку, и он
увидел на нем плоскую жестяную банку, блестящую, размером с блюдце, на ней
несколько кусочков пиленого сахара, а рядом — совсем небольшой кулек с квадра-
тиками печенья.
— Оголодал? — она сунула ему прямо в зубы один такой квадратик. — Пох-
русти. «Второй фронт».
Оказалось — галета.
— Пусть товарищ лейтенант завтра забежит, — Настасья заглянула Сережке в
лицо, и он увидел в ее больших серо-зеленых глазах глубокую, как омут, тоску. Такие
глаза, случалось, бывали у матери, когда она думала, что дети ее спят. — Карточка
пусть у меня будет, я заранее отоварю или обменяю. Сумочки у тебя никакой нет?
Сережкино сердце перевернулось. Ему стало жаль Настасью, он подумал, что
Вахрамеева, может быть, уже нет в городе, и чуть не ляпнул: «Лейтенант уезжает».
Но что-то случилось с ним— галета распухла в горле и помешала, или полной
уверенности в том, что лейтенанту назначено куда–то ехать, не было — он про-
молчал. И стыдно ему было своей вспышки; тогда, в миг озверения, сознание ему
распорола мысль: самому добыть продуктов! Где и как он их возьмет, Сережка в ту
минуту не представлял, но что возьмет — знал совершенно точно.
Низко склонив голову, Сережка достал из-за пазухи холщовую тряпицу, в кото-
рую когда–то мать завернула ему в дорогу припас: горбушку хлеба, луковицу, соль
и ломтик сбереженного от глаз Нюрки и Мишука сала. Теперь он сам завернул в
тряпицу банку, на которой было написано, что это сельдь маринованная тихоокеан-
ская — неслыханная роскошь! — сахар и кулек с галетами. Он решил, как бы туго
ему ни пришлось, продукты принести домой, в подарок матери: от самого начала
войны ничего подобного в деревне даже не видели; мать как–то говорила, что се-
ледка ей во сне снится.
Спрятал свое богатство под рубахой, поверх ватника подпоясался ремнем; ко-
жаный брючный ремень — единственная добротная вещь, которая не износилась у
Сережки, — оставил ему отец, уходя на фронт.
Все. Делать в городе Сережке было больше нечего, он рассчитался с городом,
а город, чем мог, отплатил ему.
Глава 3
Дорогу домой Сережка знал приблизительно. Главное — выбраться на дру-
гой конец города, а дальше — по тракту, которым их привезли, пока не увидишь
в стороне большую деревню Семеновку — от нее до Ждановки недалеко, восемь
километров.
Когда Сережка, путаясь в незнакомых улицах и переулках, миновал наконец
железнодорожный вокзал, пересек пути, вышел на окраину и нашел тракт, он за-
сомневался: день клонился к вечеру, стало еще холоднее, уходить от жилья было
страшно.
Вспомнились разговоры о дезертирах, которые иногда объявляются в тылу —
днями прячутся по лесам и балкам, а ночью выходят к жилью, чтобы раздобыть
себе пищу и одежду; горе тому, кто окажется у них на пути!