Упрощенная HTML-версия
Иван КОМЛЕВ
ê
506
В голове у Сережки все помутилось. Вот, думал он, Костя уже совсем му-
жик — шестнадцать лет, и дитенок скоро у него родится, а кто он Шурке? Пока что
не муж. Вернется с лесозаготовок, тогда, может быть, станут жить вместе.
Мать Костина в последнее время к Шурке переменилась. Разговаривает ласко-
во и домой к ней заходит, чтобы по хозяйству помочь. Неповоротливая нынче Шур-
ка стала, как баржа, одна не справляется, а старики ее немощны: отец давно болеет,
а недавно мать от простуды слегла.
— Правильно, — говорят бабы, видя такую перемену, — о внуке пора позабо-
титься, родная кровь.
— И сына определить, пока не избаловался...
Но Константину что? Он самый младший в доме, а Сережке рано о собствен-
ной семье думать, надо сперва Нюрку с Мишуком поднять; матери и так тяжело.
Сережка сидел, свесив ноги из саней, пока Гнедой не вынес его за деревню, а
потом им овладело беспричинное веселье, он засмеялся, поднялся на ноги, прибрал
вожжи; конь, почуяв хозяйскую руку, прибавил ходу.
— Э–эй! — одобрил коня Сережка, покрутил кнутом над головой, и они пом-
чались.
Полозья саней бились о выбоины на поворотах дороги, словно стремились вы-
бросить возчика на белоснежную простыню поля, но Сережка стоял крепко, грудь
его распирало от восторга быстрой езды и непонятной гордости. А когда они вле-
тели в белоствольный березовый лес и деревья хороводом заплясали вокруг саней,
Сережка и вовсе захлебнулся радостью и забыл на время о всех бедах и напастях:
о войне, о полуголодном житье, о письмах в шапке, на которые он не взглянул и не
знал пока, кому добрые вести шли, а кому — страшные.
Фронтовые письма были без конвертов, писали их на одной стороне листка,
складывали листок треугольником, сверху — адрес; если кому надо проверить, о
чем пишет боец домой, пусть разворачивает и смотрит. Горе шло осиротевшим де-
тям, женам и матерям в аккуратных казенных конвертах, заклеенных и со штампом
вместо обратного адреса. Одно такое письмо вез и Сережка в Ждановку.
Неожиданно конь притормозил, всхрапнул и рванул вперед с удвоенной рез-
востью. Сани дернулись. Сережка едва устоял на ногах.
Показалось Гнедому, что за деревьями мелькнула серая тень, или ему почуди-
лись запахи зверя, но он помчался от опасности во весь опор. Страх его невидимой
волной окатил и Сережку. Но только мгновение озноб погулял по спине, Сережкино
настроение оказалось сильнее — он не запаниковал и не утратил радостного ощу-
щения жизни, крепче сжал вожжи левой рукой, надел ременную петлю кнутовища
на правую. Кнут — серьезное оружие. Сережка оглянулся — преследователей не
видно; на всякий случай сделал пробный замах и...
Кончик кнута предательски обвился вокруг ветки, рывок — и земля встала
на дыбы: Сережку винтом выдернуло из саней. Сани уже выкатывались из леса и
поровнялись с последней березкой, она и встретила ездока.
Сережка ударился затылком и распластался на рыхлом снегу; кнут тихой змей-
кой соскользнул с ветки и одновременно с хозяином послушно лег рядом; письма
разлетелись веером; березка окропила Сережку снежинками со своих ветвей, но это
ему не помогло, он потерял сознание.
Конь, дико кося глазом, наддал еще; кипела грива, летел снег из-под копыт —
безмерный ужас пустых саней подгонял его. Гнедой со всего хода влетел на конный
двор и встал, как врос, перед изумленным Антипычем.
Старик, задрав бороду, некоторое время всматривался в пустую кошевку, слов-
но надеясь, что Серега учинил шутку и сейчас объявится, потом запустил матюгом,
метнулся к конюшне, ухватил наперевес прислоненные к стене вилы, свалился с
ними в сани: