Упрощенная HTML-версия
Иван КОМЛЕВ
ê
508
Сережка в предпоследний мартовский день закрутил наконец последнюю гай-
ку, залил в бак три литра керосина, с трепетным сердцем попытался завести трак-
тор. Бился он с полчаса, пока не понял, что надеждам его не суждено сбыться. Дви-
гатель даже не чихнул по-настоящему ни разу. Сережка вышел из сарая на волю,
обессиленно опустился на черный от мазута чурбак, привалился спиной к саманной
стенке и замер.
Незадолго до того, как он осознал свое поражение, свидетели его позора разо-
шлись, но все равно на душе было тяжко.
На него надеялись... Антипыч ушел к лошадям, управить их на ночь; Манефу-
кладовщицу лихоманка приносила зачем-то на мехдвор — тоже ушла, молча, но уж
в деревне поговорит; новый председатель, Семен Тимофеевич Гриньков, оставляя
круглые следы на мокром снегу, удалился на своих обрубках, тоже не обронив сло-
ва. Только Гошка Буркин, здоровый глуповатый парень, всегда сонный и свирепо
голодный Сережкин помощник, остался возле трактора, там дотлевал костерок, и
Гошка млел над ним, чтобы тепло не пропадало зря.
Отцовский трактор, железный конь на четырех колесах, перешел к Сережке от
Мишки Жданова. Мишку, вскоре после наступления нового года, взяли в военное
училище. Полных восемнадцати ему еще не было, но для училища это, стало быть,
неважно. Гошку тоже вызывали в военкомат, но он военному начальству чем-то не
показался, и его развернули домой. Райвоенком сказал, что Гошке надо дозревать,
что до Гитлера он не успеет добраться, из чего Гошка сделал вывод, что война скоро
кончится. Он был немного разочарован, потому что надеялся, что на фронте кормят
лучше, чем дома; но раз скоро победа, то Гошка готов и потерпеть: после победы,
говорят, хлеба будет вдоволь. Сережке он подчинялся безропотно: Сережка должен
был довести до ума начатый Мишкой Ждановым ремонт трактора, вспахать весной
и засеять поле, на котором вырастет тот самый долгожданный хлеб.
Помощник из Гошки аховый. Подтащить, поддержать — куда ни шло, а вот
гайку открутить или завернуть ему не дашь. Никак не мог он запомнить, в какую
сторону ее воротить надо. Сила есть, раз сорвал резьбу, другой, а больше Сережка
ему ключ не доверил. А у самого мощи не хватает, все руки в кровь избил, напла-
кался под трактором втихаря...
И — не заводится.
Две бочки керосина Назар Евсеевич припас еще с осени; неизвестно, где до-
был поршень с кольцами — с третьего или четвертого захода, в последний раз, го-
ворят, увез из дома добрый кусок сала и с полпуда пшеницы.
Эта пшеница, наверное, его и сгубила.
Однажды Сережка подслушал нечаянно разговор Назара Евсеевича с коню-
хом. Председатель сказал:
— Ну, держись, Антипыч! — тот поднял вопросительно бровь. — Едут, — до-
бавил Назар Евсеевич.
— Ктой-то донес?
Председатель помолчал, устало вздохнул:
— Никто не донес, там — поднял палец кверху, криво усмехнулся, — все из-
вестно. — Ты Бога костерил?
— Дак за дело. Ага.
— Вот и он нас — за дело...
Уполномоченный, как и предполагал Назар Евсеевич, предложил «оказать по-
мощь государству» хлебом.
— Так нечего сдавать, у нас на посевную только-только.
— Никаких излишков?
— Помилуй Бог, откуда? — Назар Евсеевич повернулся к кладовщице. — Да-
вай, Манефа, книги.