КОВЫЛЬ
ê
509
Она вздрогнула, хоть и ждала наготове с толстыми амбарными тетрадями,
протянула их председателю, который сидел сбоку стола, Назар Евсеевич передал
тетради уполномоченному, тот занимал председательское место. Уполномоченный
полистал замусоленные страницы, сделал вид, что удостоверился в правильности
записей, повернулся к своим спутникам:
— Нету у них лишка.
Вместе с уполномоченным были еще двое. Один — известный всей деревне
милиционер Санько, другого, с усами и в гражданском сером костюме, Назар Ев-
сеевич видел впервые. Они устроились возле печки, которая топилась в конторе по
случаю приезда начальства. Оба ничего не ответили, только усатый кивнул голо-
вой — понятно, мол.
Потом уполномоченный спрашивал поочередно колхозниц про зерно, полу-
чали или нет? Бабы не отпирались. Давали, как же. Сколько? Дак мало совсем. А
точнее? И кто распорядился? Писал у себя в бумагах.
Покончив с допросом, опять обратился к председателю:
— Так что же получается, Назар Евсеевич, хлеб по домам растащили, а гово-
рите, что сеять нечем будет. Нехорошо обманывать государство.
— Почто обманывать? — обиделся председатель. — Нам это не годится, на
вранье не проживешь. А хлеба дали немного за трудодни. Надо народ пожалеть,
совсем-то без хлеба нельзя.
— Ах, вон что! Пожалел, значит. Была такая директива? Не было? — повер-
нулся в сторону печки. — Что будем делать с этим жалельщиком?
Тот, что в гражданском, проверил большим и указательным пальцами щеточку
усов, сказал нехотя:
— Пусть соберет.
—Нечего собирать! —Назар Евсеевич приложил руки к груди. Ему казалось,
что этот человек немного сочувствует ему. — Сколько было той выдачи? Съели
давно.
—Ладно, —уполномоченный решительно положил ладонь на лист бумаги, —
напиши, сколько пудов вы обязуетесь сдать ко дню нашей славной армии, и — дело
с концом!
— То есть как? — Назар Евсеевич попытался заглянуть уполномоченному в
глаза. — А сеять чем станем?
— Ты мне эти кулацкие штучки брось! — окрысился тот. — Нашел, что раз-
дать, найдешь и сеять. Иначе... — побарабанил пальцами по столу.
Назар Евсеевич свесил голову низко-низко, худые плечи его торчали, как стро-
пила, руки комкали шапку.
— Ладно, — сказал глухо, — пишите документ, что распоряжаетесь сдать зер-
но, я — сдам.
— О! — усатый первый раз взглянул на председателя с интересом. — Свежая
мысль! — поднялся, прошелся к окну и обратно; на ногах у него белые бурки, и
ступает он ими по некрашеному полу мягко, неслышно, будто боится нарушить ти-
шину, в которую он аккуратно укладывает неторопливые тяжелые слова:
— Придется, товарищ председатель, поехать с нами. Поговорим обстоятель-
но — ты слишком умный.
Домой Назар Евсеевич не вернулся. Дней десять спустя, уже в марте, позвонили
из района и сказали, что надо выбрать нового председателя. Кого выбрать — не сказа-
ли. Пришлось решать самим, и новым председателем стал фронтовик Гриньков.
Первая встреча Сережки с Семеном Тимофеевичем произошла в начале зимы,
в тот день, когда он вышел после болезни на улицу. Был тогда Сережка слабым,
голова слегка кружилась, и когда он глянул наискосок через дорогу, то решил, что
опять бредит. Над плетнем двора Гриньковых сам по себе гулял топор. Сережка