Упрощенная HTML-версия
Нелли МАТХАНОВА
ê
534
Почему она раньше не понимала простой истины; нельзя нести в семью му-
сор своих личных обид и мелких служебных неурядиц, злоупотребляя любовью и
отзывчивостью родных? Она, жена и мать, должна была сама поддерживать, засло-
нять их своей любовью от зла и разочарований, а выходило все наоборот: она ждала
и требовала от них защиты и сочувствия.
По обрывкам разговоров Юриных приятелей-хирургов, изредка бывавших в
их доме, Вера Петровна догадывалась, какие сложные у него отношения с новым
профессором, приехавшим из Москвы, который сразу же объявил войну главному
врачу больницы, обвиняя его в консерватизме. И теперь оба: профессор — по на-
учной линии, главный врач — по административной — вымещали свои распри и
взаимную неприязнь на заведующем отделением Яскине, который по служебной
иерархии вынужден был подчиняться им обоим. И как трудно ему, талантливому
хирургу, чье призвание спасать людей, снова и снова отбиваться от оскорбитель-
ных, унижающих его достоинство придирок и заведомо несправедливых жалоб и
обвинений.
Она так разумно и правильно в своих лекциях раскладывает по полочкам про-
блемы, связанные с воспитанием чужих детей, но не находит контакта с собствен-
ной дочерью. В этом году Риша так ждала дня рождения, ей исполнилось пятнад-
цать лет, но она, замотанная после защиты, не захотела лишних хлопот и уговорила
дочь перенести торжество на будущий год, когда ей выдадут паспорт.
Теперь она обязана сдержать свое слово, сделать дочери настоящий празд-
ник — испечь вкусные торты, настряпать пирогов, сшить красивое платье и впер-
вые вместо родственников и своих друзей собрать одноклассников Риши. Они с
отцом не станут ей мешать, возьмут билеты на двухсерийный фильм, пусть дочь
почувствует себя хозяйкой.
Вера Петровна подбросила в печку обломки от дивана, огонь ярко вспыхнул
и загудел в трубе. На какой-то миг в этой ночной глуши, в этой холодной убаюки-
вающей смертоносности мелькнуло усталое лицо мужа с добрыми внимательными
глазами, и Риша, радостно вспыхнув, бросилась ей навстречу, крепко, по-ребячьи
прижалась к ней в ожидании материнской ласки, и на душе у Веры Петровны сразу
потеплело, и прибавилось сил от сознания, что дочь, почти взрослая девушка, выше
ее ростом, еще очень нуждается в ней. Мир вокруг нее ожил. Видения растревожи-
ли, разволновали ее, и в сердце впервые проснулась запоздалая нежность.
Вера Петровна представила во всех мельчайших подробностях день, когда она
впервые встала после родов и, прижимая к груди теплый мягкий сверток, подошла
к окну, где ее поджидал Юра. Они оба — он через оконное стекло — с удивлением,
робостью и любовью рассматривали красное сморщенное личико дочери, темную
прядку, выбившуюся из-под белой косынки. Им обоим казалось тогда, что жизнь
только начинается и будет долгой, светлой и счастливой.
Нет, нет, она не имеет права сдаваться!
Вера Петровна, размахивая руками, не останавливаясь ни на минуту, ходила
по конторе, пересекая ее по диагонали из угла в угол. К ней понемногу возвраща-
лась надежда, которая согревала ее, не давая замерзнуть. Стрелки показывали семь
часов утра. Она достала из сумки зеркальце, пудреницу, румяна и тушь для ресниц.
Через полчаса она выглядела прежней: благополучной, уверенной в себе женщи-
ной, косметика искусно прикрыла, стерла следы бессонной кошмарной ночи. По-
жалуй, только взгляд ее темно-карих, чуть припухших глаз приобрел непривычную
тревожную глубину.
Первым явился дядя Кеша. Свежий, румяный с мороза, он излучал сытость и
довольство, розовые губы лоснились от горячего завтрака.